Friedberg_Nila-2021

12 черный двор – смотрите «черный ход» 13 Хотя лингвист М. Кронгауз (2016) утверждает, что в русском языке данное слово исторически не носит такого оскорбительного оттенка, как в английском, он признает, что под влиянием английского языка слово начинает вытесняться и в русском, особенно в американском варианте русского (здесь имеются в виду не времена, описываемые Булгаковым, а сегодняшний день). Современные языковые рекомендации по этому поводу смотрите в статье «Как говорить так, чтобы никого не обидеть» https://meduza.io/ cards/kak-govorit-tak-chtoby-nikogo-ne-obidet. D E C O D I N G T H E 2 0 S 2 4 0 семнадцатого года не было ни одного случая – подчеркиваю красным карандашом «ни одного»! – чтобы из нашего парадного внизу, при общей незапертой двери, пропала бы хоть одна пара калош. Заметьте, здесь двенадцать квартир, у меня прием. В апреле семнадцатого года, в один прекрасный день, пропали все калоши, в том числе две пары моих, три палки, пальто и самовар у швейцара. И с тех пор калошная стойка прекратила свое существование. Голубчик! Я не говорю уже о паровом отоплении! Не говорю! Пусть. Раз социальная революция, не нужно топить! Хотя когда-нибудь, если будет свободное время, я займусь исследованием мозга и докажу, что вся эта социальная кутерьма – просто напросто больной бред… Так я говорю: почему, когда началась вся эта история, все стали ходить в грязных калошах и валенках по мраморной лестнице! Почему калоши до сих пор нужно запирать под замок и еще приставлять к ним солдата, чтобы кто-либо их не стащил? Почему убрали ковер с парадной лестницы? Разве Карл Маркс запрещает держать на лестнице ковры? Где-нибудь у Карла Маркса сказано, что второй подъезд калабуховского дома на Пречистенке следует забить досками и ходить кругом через черный двор 12 ? Кому это нужно? Угнетенным неграм 13 ? Или португальским рабочим? Почему пролетарий не может оставить свои калоши внизу, а пачкает мрамор? – Да у него ведь, Филипп Филиппович, и вовсе нет калош… – заикнулся было тяпнутый. – Нич-чего похожего! – громовым голосом ответил Филипп Филиппович и налил стакан вина. – Гм… Я не признаю ликеров после обеда, они тяжелят и скверно действуют на печень… Ничего подобного! На нем теперь есть калоши, и эти калоши… мои! Это как раз те самые калоши, которые исчезли тринадцатого апреля тысяча девятьсот семнадцатого года. Спрашивается, кто их попер? Я? Не может быть! Буржуй Саблин? (Филипп Филиппович ткнул пальцем